«О перспективах СВМДА, рисках ЕАЭС, «стабильном» Афганистане»
Интервью с директором Института мировой экономики и политики Султаном Акимбековым.
Буквально на днях в Шанхае завершился саммит СВМДА и государственный визит президента Назарбаева в Китай. Оправдались ли ожидания от саммита, который по анонсу КНР должен был стать началом «качественно нового уровня» развития этой организации? И что Китай может предложить региону на посту председателя в СВМДА?
СВМДА, прежде всего, - важная диалоговая площадка. Это даже не ШОС по своей организации и структуре. В 90-е годы, когда СВМДА появилась, к ней относились скептично и говорили, что она не нужна и в ней нет какого-то практического смысла. Время показало, что с учетом всех проблем, которые существуют в Азии (Азия пока далека от уровня договоренностей, которые достигнуты в Европе), есть потребность в таких структурах как СВМДА. Сегодня можно сказать, что организация занимает свое место и сам факт того, что в саммите участвуют государства с большими проблемами в отношениях, также говорит о ее необходимости. Показательно, что идею создания такой организации предложил Казахстан. Одна из причин, что к нам в Азии ни у кого нет претензий. Казахстан со всеми поддерживает ровные и нормальные отношения. Это является сильной стороной Казахстана.
Что касается председательствования Китая в СВМДА, то сегодня Китай играет большую роль и в мире, и в регионе, и здесь у него есть определенные амбиции. Поэтому председательство в СВМДА это еще один шаг для Китая и для самой организации. Тем более, что диалог в Азии сегодня необходим как никогда. У того же Китая проблемы в отношениях с Японией и Вьетнамом по поводу спорных островов. Но диалог всегда лучше конфронтации. Возможно, что Китай, который стремится выйти на новый уровень своего позиционирования на международной арене придаст СВМДА новую динамику.
Как вы думаете, дальше диалога дела будут продвигаться?
Если речь идет о решении существующих проблем, то не стоит ожидать каких-то прорывов. Но диалог сам по себе уже неплох. Потому что на нынешнем этапе в Азии это самое необходимое. Поэтому интересна идея Назарбаева о некоем переформатировании СВМДА в некий аналог ОБСЕ для Азии. Понятно, что достигнуть европейского уровня договоренностей будет непросто. Хотя бы того уровня, который был у ОБСЕ. Но мы видим, что и принципы ОБСЕ уже не совсем работают в современном мире. Но это не значит, что не надо пытаться. Потому что нам в Азии всем надо уметь договариваться. Посмотрите, какая сегодня риторика в последнем конфликте между Китаем с Вьетнамом – практически на уровне 70-х годов.
Внимание к саммиту было обусловлено еще и российско-китайскими переговорами. Сейчас много обсуждается, насколько успешными они были, но если оценивать общие итоги в сравнении, то на ваш взгляд, чья делегация успешно сработала - российская или казахстанская?
Надо отметить, прежде всего, несопоставимый масштаб и задачи у вышеназванных делегаций. Потому что у России совсем другие вопросы, нежели у нас. Россия в условиях своего конфликта с Западом нуждается в китайской помощи как в альтернативном варианте для балансирования проблем в области геополитики. Для Казахстана такой острой необходимости нет: мы находимся в хороших отношениях с Китаем, Россией, США, другими странами. Надо отметить, что по большому счету Казахстан небольшая страна. Если глянуть на то, как Казахстан принимали на саммите, то это было на достаточно высоком уровне. Характерно, что Китай уделяет Казахстану много внимания и воспринимает его как равного партнера.
Конечно, что-то осталось за кадром. Тем не менее, определенные противоречия существуют. К примеру, Китай не устраивает ситуация с ТС, потому что в рамках этой организации ограничивается импорт из Китая. А развитие торговых отношений для Пекина является ключевым фактором. Поэтому Китай заинтересован, чтобы Казахстан тоже стал членом ВТО. Это один из приоритетов Пекина. Для него это было бы выгодно. Потому что Китай сейчас активно продвигает проект создания так называемого «экономического пояса вдоль Шелкового пути». Это является отражением стремления Китая развивать отношения в регионе. В то время, как в России к китайскому проекту относятся более критично в основном из-за ЕАЭС.
В дискуссии об Евразийском союзе практически не обсуждается то как Китай относится к этому проекту. Хотя для КНР, по сути, как вы отметили выше, закрывается большой рынок. Насколько серьезен «китайский фактор» в евразийской интеграции? Как Китай рассматривает создание ЕАЭС?
Китай публично крайне редко озвучивает свою позицию по острым вопросам. Для Китая Россия – важный партнер в глобальных вопросах. У Китая с Россией определенные общие интересы в Центральной Азии. Но не во всем. В ЕАЭС Китаю не очень нравится то, что наши страны закрылись от него. Например, три года назад мы видели большое количество китайских автомобилей, то сейчас этого уже нет, точнее меньше. Китайская идея создания «экономического пояса вдоль Шелкового пути» – своего рода ответ на евразинтеграцию.
Другие эксперты считают, что это не ответ, потому что Китай признает российские интересы в Центральной Азии.
У нас в регионе идет сейчас конкуренция экономических проектов – с одной стороны, США (Новый шелковый путь), с другой стороны, России (ЕАЭС) и, с третьей, Китай (Экономический пояс Шелкового пути). Здесь экономика плавно переходит в геополитику. У Казахстана преимущество в том, что он сохранил субъектность внешней политики, поэтому он может проводить многовекторную политику. Соответственно Астана может принимать участие в любых проектах. Главная задача для Казахстана – чтобы через территорию Казахстана шли транспортные потоки. Если не будет транспортного потока Север-Юг (проект Новый Шелковый путь), то ничего страшного не произойдет, будет развиваться китайское направление. Естественно, всегда останутся возможности в рамках ЕАЭС. Уникальность позиции Казахстана в том, что для нас важно развитие вообще и каждый проект может внести свою лепту в развитие страны.
В нашей стране дискуссия вокруг Евразийского союза имеет особенность – обсуждаются политические риски вхождения страны в ЕАЭС. Во многом причина в провокационных заявлениях российских политиков и общественных деятелей относительно территориальной целостности Казахстана. Что это весеннее обострение и спонтанные действия или все-таки показатель того, что в российской политической элите действительно присутствуют некие представления о Казахстане как о государстве так сказать с неправильными границами?
В 90-е годы такие заявления некоторых российских политиков и политологов были популярны. Потом, в 2000-ых, высказывания в адрес Казахстана прекратились. Понятно, что те высказывания некоторых политиков, которые мы слышали – это эхо эйфории, которое захватила российское общество после событий в Украине. Это отражение патриотического подъема. И есть люди, которые таким образом могут заработать себе политические балы на почве жестких высказываний.
Мы знаем, что в любом обществе есть свои радикалы. Если вы помните, то после каждых заявлений казахстанская сторона направляет ноту протеста. Это уже важно. Я бы обратил внимание на то, в одном из своих заявлений министр иностранных дел РФ Лавров сказал, что по внешней политике РФ могут говорить президент, премьер-министр, и министр иностранных дел. В определенной степени это ответ на претензии, которые высказывает казахстанская сторона.
Но вместе с тем, определенная ностальгия по бывшему Советскому Союзу в российском обществе существует. Есть, конечно, и более умеренные, есть и радикально настроенные. Мы не можем отрицать, что таких людей в России нет. У нас они тоже есть, они где угодно есть. И периодически они проявляют себя. Самое важное в этой ситуации - это межгосударственное отношение на официальном уровне, которые находятся на стабильном уровне. Важно и то, чтобы подобные идеи не переходили на уровень общественной дискуссии, потому что в таком случае обычно говорят радикалы с двух сторон. Потому что мы понимаем, что мы не в Европе живем, мы объективно не готовы к дискуссии в формате: «кто виноват и что делать?».
Были разные оценки, насколько правильно действовало отечественное внешнеполитическое ведомство в вопросе крымского референдума. По вашему мнению, мы правильно сделали, признав Крым?
Казахстан не признал Крым официально. Мы «с пониманием отнеслись» - это же не признание. Дипломатический язык - своеобразный язык. Казахстан воздержался при голосовании по осуждающей резолюции, вместе с нами воздержались еще 58 стран. Например, Индия, которая обычно очень грамотно подходит к таким вещам. Потому что мы же должны учитывать, в каком состоянии находилась Россия в тот момент, когда все происходило. Поэтому в этой ситуации вопрос заключается в следующем: Россия фактически оказалась если не в одиночестве, но в определенной степени в дипломатической изоляции. И мы морально поддержали Россию, но не признали Крым. Тем более, что было заявление по территориальной целостности. В этом вопросе Казахстан всегда очень последователен в своих действиях. Мы не признавали ни Косово, ни Абхазию с Южной Осетией. У нас по вопросу территориальной целостности есть своя четкая позиция, которая вполне аргументирована и обоснована.
Другой вопрос, который волнует экспертное сообщество – это вывод коалиционных сил из Афганистана. Звучат разные оценки о влиянии этого события на центрально-азиатский регион и в частности на Казахстан. На Ваш взгляд, чего стоит опасаться нашей стране?
В Афганистане сплелись интересы великих и региональных держав, идет борьба интересов. Если вы почитаете российскую аналитику, то там обычно преобладают пессимистические (алармистские) оценки развития ситуации после 2014 года. Здесь и вероятность прихода талибов к власти, и начало гражданской войны. Западные и азиатские эксперты обычно не так пессимистичны. Я бы отметил два ключевых момента. Первое – все готовились к тому, что американцы уйдут из Афганистана, об этом заявили в 2010 в Лиссабоне, но они, как оказалось, не совсем уходят.
Во-вторых, на последних выборах президента Афганистана можно было видеть, что афганские политические силы, которые тесно связаны с теми или иными общинами Афганистана, не готовились к большой войне, они готовились к политическому процессу.
Потому что афганские общины заинтересованы в сохранении внешнего финансирования со стороны международного сообщества, даже мы свою небольшую лепту вносим. На сегодняшний день международное сообщество подтвердило, что будет финансировать афганскую армию, полицию, и другие государственные органы как минимум до 2020 года.
Кроме того, основные афганские общины, которые часто с подозрением относятся друг к другу, нуждаются в посредниках для урегулирования отношений между собой. Такую роль сегодня выполняют американцы. Всех это устраивает, а если еще они в своем большинстве уйдут, но будут продолжать финансирование, то тогда не стоит ожидать войны внутри Афганистана. В такой ситуации афганцы могут договариваться.
Например, в первом туре апрельских выборов первое место занял кандидат в президенты Абдулла Абдулла, ранее работавший с известным политиком Ахмад Шах Масудом, он набрал 44% голосов. При этом его партнером выступил Мохаммад Хан, выходец из радикальной Исламской партии Афганистана, возглавляемой Гульбеддином Хекматиаром, старым противником Масуда и Абдуллы. Такие альянсы были невозможны еще несколько лет назад. Если бы они готовились к войне, то тогда расклад был бы другой. Сейчас же борьба идет относительно демократическими методами за контроль над политической властью в Кабуле. Объективно за последние 100 лет это первый случай мирной передачи власти в Афганистане. В то же время, если посмотреть на ситуацию с апрельского переворота 1978 года, то сейчас объективно самая стабильная ситуация за последние 35 лет.
И напоследок, подписание договора о создании Евразийского Союза состоится буквально на следующей неделе. На ваш взгляд, какие риски и перспективы этого объединения?
Риски известны. Если будут серьезные санкции против России, то они могут задеть и Казахстан. Если у России будет длительна конфронтация с Западом, то можно ожидать падение цен на нефть, а это по понятным причинам сильно заденет Казахстан. Сегодня мы можем сказать, что наши интересы более или менее защищены, государство очень четко знает, что делать, переговорщики, по крайней мере, работают. Это чувствуется. В то же время многие спорные вопросы будут еще долго обсуждаться. То есть, договор это не точка в интеграции, это многоточие. Мы можем продолжать работать над спорными моментами. Сегодня общая ясность есть, мы знаем, чего они хотят, мы знаем, что мы можем.
Записал Халил МУКАНОВ
Комментарии
Добавить комментарии