«О судьбе ОДКБ, казахстанском экстремизме, социальных проблемах»
Интервью с профессором Казахстанско-Немецкого университета, политологом Рустамом Бурнашевым.
В свете украинских событий в экспертной среде не поднимается вопрос об ОДКБ. Будет ли усиление этой структуры или своего рода «встряска» этого института безопасности?
В случае с ОДКБ возможно все. Однако если посмотреть на предшествующую историю организации, которая длится более 12 лет, говорить о том, что институт сумеет выйти на уровень полноценного оборонного союза, пока не приходится.
По крайней мере, я скептично отношусь к тому, что может произойти трансформация ОДКБ в сторону повышения эффективности этой организации.
По большому счету основная деятельность этой организации свелась к демонстрированию своей силы по отношению к «новым» вызовам и угрозам. Например, в борьбе с незаконными вооруженными формированиями. Для работы в этом направлении было заявлено о создании Коллективных сил оперативного реагирования и Коллективных сил быстрого развертывания Центрально-азиатского региона. Однако, хотя были определены подразделения, которые должны войти в них, как единая структура ни один из этих векторов реализован не был.
Аналогичным образом обстоят дела с попытками сформировать некую миротворческую структуру, которые остались номинальными.
Таким образом, переключения к реальным вызовам этой структуры так и не произошло.
Как вы оцениваете работу казахстанского силового блока в свете борьбы с терроризмом, экстремизмом?
Для начала я хотел бы разделить позиции терроризма и экстремизма, даже на законодательном уровне есть свои различия.
К примеру, террористической активности в Казахстане практически нет. Я думаю, что если мы посмотрим на всю историю Казахстана, как независимого государства, 20 с лишним лет, то по большому счету однозначно к террористическим акциям, если не ошибаюсь, относились только две или три. То есть взрывы в Западном Казахстане (в Атырау в ноябре 2011 года), а также акция в Таразе (ноябрь 2011 года). Также к террористическим можно отнести серию публикаций в Интернете, сделанных от имени группы «Солдаты Халифата). Эти акции, в отличие от ряда других, которые обыватели также относят к террористическим, на самом деле были актами устрашения органов власти с целью достижения тех или иных политических целей.
С другой стороны, согласно правовой статистике, людей задерживают и осуждают по статье терроризм. Но самих террористических актов нет. Следовательно, в данном направлении силовые структуры работают достаточно эффективно.
При этом надо иметь в виду, что предотвратить террористические акты или экстремистские акты практически невозможно. К примеру, прецедент в Таразе. Понятно, что в современной ситуации любой человек может иметь доступ к оружию. К примеру, можно быть членом общества охотников и так далее. И такие акции, как в Таразе, предотвратить невозможно.
Вспышка насилия была на рубеже 2010-2011 годов. Тогда часто можно было встретить нападение на полицейских по стране. Теперь подобных акций практически нет. Следовательно, и тут наши структуры достаточно успешно работают.
Конечно, можно поставить достаточно много серьезных вопросов относительно техники действия силовиков, я имею виду количество жертв (в том числе – среди силовых подразделений), материальный ущерб.
И, наконец, третий аспект – противодействие экстремизму. Если посмотреть по казахстанской законодательной базе, что такое экстремизм, то, наверное, в него подпадают такие вещи, которые на самом деле не должны относиться к экстремизму. Речь идет, прежде всего, о «разжигания социальной, сословной розни». Но что мы понимаем под разжиганием социальной розни? На самом деле любое общество предполагает дифференциацию бедный-богатый и всегда предполагает некое противостояние между ними. Это обычные процессы. Если вопрос о социальной дифференциации и ее преодолении не ставится, то бедные становятся только беднее - богатые все богаче. Однако сама постановка указанного вопроса может рассматриваться как разжигание социальной розни. Здесь мы сталкиваемся с тем, что термин не определен и само действие не определенно.
Другой аспект, связанный с экстремизмом – эффективность и полнота работы в этом поле. К примеру, известная ситуация с апрельским номером журнала «Аныз Адам», который был посвящен Гитлеру. Я не буду оценивать содержание журнала. Но в связи с этим выпуском журнала возбудили уголовное дело, которое, по сути, вылилось в фарс. Редактора оштрафовали за формальные нарушения, но оценка содержанию журнала дана не была. Если с содержанием журнала все чисто и никакого экстремизма в нем не было, тогда нужно было, чтобы сотрудники прокуратуры дали свои комментарии. Такие «незавершенные» акции оставляют широкое поле для интерпретаций и формируют у населения представление о «фрагментированности» и избирательности законов и практики их применения.
Какую оценку можете дать закону, который противодействует экстремизму?
В законодательстве (Закон Республики Казахстан «О противодействии экстремизму») есть четкое определение данного термина, указаны признаки этого явления. С моей точки зрения, сомнения, как я уже указывал, вызывают только пункты, связанные с отнесением к экстремизму разжигания социальной розни. Повторюсь, по моему мнению, социальное противостояние – естественное состояние любого общества и каких-либо проблем оно вызывать не должно, если не идет речи о призыве к насилию.
Выходит это ведет к застою?
У нас ограничено отстаивание социально-экономических интересов определенных слоев населения. Это не застой, это консервация того положения, которое имеется в настоящий момент.
Это приведет к социальным взрывам?
Однозначно. Существует ряд теоретических разработок в этом плане, прежде всего – в рамках феминистических исследований безопасности. Феминисты достаточно четко поставили вопрос: Всегда ли есть у какой-то социальной группы озвучить свои проблемы безопасности и всегда ли озвучивание проблем облегчает жизнь тех, о чьих проблемах говорится?
К примеру, самозанятые в Алматы вышли на митинг и говорят, у нас резко упал уровень жизни в силу девальвации и так далее, и мы обозначаем проблему. Такой способ озвучивания проблемы помогает увидеть проблему на ненасильственном этапе ее обозначения и, возможно, быстро и эффективно если не решить ее, то хотя бы начать это делать. С другой стороны, к примеру, восточное общество: в Пакистане изнасиловали женщину, а теперь вопрос - она может выйти и сказать, что ее изнасиловали? Нет! Она окажется первой виновной.
В такой ситуации, если человеку не дают озвучивать проблему или озвучивание ухудшает его жизнь, а в наших условиях так и получается, приводит к тому, что проблему не озвучивают, а начинают пытаться решить в какой-то другой сфере. Отсюда возникает разного рода криминал и другие противозаконные действия.
Какие проблемы есть в Казахстане, которые не слышат власти?
Реально сложно сказать. Я обозначу одну проблему. Казахстанское общество крайне фрагментировано по социальному статусу, по региону и месту проживания, по языку осмысления проблемы. Более того, сейчас мало исследований по этому вопросу. Абстрактное обозначение проблемы приводит к тому, что мы вместо реальных проблем начинаем решать какие-то надуманные вещи.
По пятибалльной шкале какую оценку можно дать силовому блоку Казахстана?
Скорее всего, оценка варьируется на уровне от 3 до 4. Потому что на «отлично», как показывает мировая практика, ни одна силовая структура не может работать.
Записал Кайсар Есенгазиев
Комментарии
Добавить комментарии